1. Закон христианский научает нас взаимно делати друг другу добро, сколько возможно.

2. Полагая сие законом веры предписанное правило за вкоренившееся, или за долженствующее вкорениться в сердцах целого народа, не можем инаго кроме сего сделать положения, что всякаго честнаго человека в обществе желание есть, или будет, видети все отечество свое на самой вышней ступени благополучия, славы, блаженства и спокойствия;

3. А всякаго согражданина особо видеть охраняемаго законами, которые не утесняли бы его благосостояния, но защищали его ото всех сему правилу противных предприятий.

4. Но дабы ныне приступити ко скорейшему исполнению такого, как надеемся, всеобщего желания, то основываясь на вышеописанном первом правиле, надлежит войти в естественное положение сего государства.   

5. Ибо законы весьма сходственные с естеством суть те, которых особенное разположение соответствует лучше разположению народа, ради котораго они учреждены. В первых трех следующих главах описано сие естественное положение.

6. Россия есть Европейская держава.

7 . Доказательство сему следующее. Перемены, которыя в России предпринял Петр Великий, тем удобнее успех получили, что нравы, бывшие в то время, совсем не сходствовали с климатом и принесены были к нам смешением разных народов и завоеваниями чуждых областей. Петр Первый, вводя нравы и обычаи Европейские в Европейском народе, нашел тогда такия удобности, каких он и сам не ожидал.

9. Государь есть самодержавный; ибо никакая другая, как только соединенная в его особе, власть не может действовати сходно с пространством толь великого государства.

10. Пространное государство предполагает самодержавную власть в той особе, которая оным правит. Надлежит, чтобы скорость в решении дел, из дальних стран присылаемых, награждала медление, отдаленностию мест причиняемое.

11. Всякое другое правление не только было бы России вредно, но и вконец разорительно.

12. Другая причина та, что лучше повиноваться законам под одним господином, нежели угождать многим.

13. Какий предлог самодержавнаго правления? Не тот, чтоб у людей отнять естественную их вольность: но чтобы действия их направити к получению самаго большаго ото всех добра.

32. Великое благополучие для человека быти в таких обстоятельствах, что когда страсти его вперяют в него мысли быти злым, он однако щитает себе за полезнее не быти злым.

33. Надлежит, чтобы законы, поелику возможно, предохраняли безопасность каждаго особо гражданина.

34. Равенство всех граждан состоит в том, чтобы все подвержены были тем же законам.

35. Сие равенство требует хорошаго установления, которое воспрещало бы богатым удручать меньшее их стяжание имеющих; и обращать себе в собственную пользу чины и звания порученныя им только, как правительствующим особам государства.

36. Общественная или государственная вольность не в том состоит, чтоб делать все, что кому угодно.

37. В государстве, то есть в собрании людей, обществом живущих, где есть законы, вольность не может состоять ни в чем ином, как в возможности делать то, что каждому надлежит хотеть, и чтоб не быть принужденну делать то, чего хотеть не должно.

38. Надобно в уме себе точно и ясно представити: что есть вольность? Вольность есть право, все то делати, что законы дозволяют; и ежели бы где какий гражданин мог делати законами запрещаемое, там бы уже больше вольности не было: ибо и другие имели бы равным образом сию власть.

39. Государственная вольность в гражданине есть спокойство духа произходящее от мнения, что всяк из них собственною наслаждается безопасностию: и чтобы люди имели сию вольность, надлежит быть закону такову, чтоб один гражданин не мог бояться другаго, а боялися бы все одних законов.

56. Предложенное МНОЮ здесь не для того сказано, чтобы хотя на малую черту сократить безконечное разстояние, находящееся между пороками и добродетелями. Боже сохрани! Мое намерение было только показать, что не все политические пороки суть пороки моральные, и что не все пороки моральные суть политические пороки. Сие непременно должно знать, дабы воздержаться от узаконений, с общим народа умствованием невместных.

57. Законоположение должно применяти к народному умствованию. Мы ничего лучше не делаем, как то, что делаем вольно, непринужденно, и следуя природной нашей склонности.

58. Для введения лучших законов необходимо потребно умы людские к тому приуготовить. Но чтоб сие не служило отговоркою, что нельзя установить и самаго полезнейшаго дела. Ибо если умы к тому еще не приуготовлены; так приймите на себя труд приуготовить оные, и тем самим вы уже много сделаете.

59. Законы суть собенныя и точныя установления законоположника; а нравы и обычаи суть установления всего вообще народа.

60. Итак, когда надобно сделать перемену в народе великую к великому онаго добру, надлежит законами то изправляти, что учреждено законами, и то переменять обычаями, что обычаями введено. Весьма худая та политика, которая переделывает то законами, что надлежит переменять обычаями.

61. Есть способы, препятствующие вогнездиться преступлениям; на то положены в законах наказания: также есть способы, перемену обычаев вводящие; к сему служат примеры.

62. Сверх того чем большее сообщение имеют между собою народы, тем удобнее переменяют свои обычаи.

63. Словом сказать: всякое наказание, которое не по необходимости. налагается, есть тиранское. Закон не произходит единственно от власти. Вещи, между добрыми и злыми средния по своему естеству, не подлежат законам.

83. В сих областях не столько потщаться наказывати преступления, как предупреждать оные; и приложить должно более старания к тому, чтобы вселить узаконениями добрые нравы в граждан, нежели привести дух их в уныние казнями.

111. Слышно часто, что в Европе говорят: надлежало бы, чтобы правосудие было отправляемо так, как в Турецкой земле. По сему нет никакого во всей подсолнечной народа, кроме во глубочайшем невежестве погруженнаго, который бы толь ясное понятие имел о вещи такой, которую знать людям нужнее всего на свете.

112. Испытывая прилежно судебные обряды, без сомнения вы сыщете в них много трудностей, представив себе те, какия имеет гражданин, когда ищет судом, чтоб отдали ему имение его, или чтобы сделали ему удовольствие во причиненной обиде; но сообразив оныя с вольностию и безопасностию граждан, часто приметите, что их очень мало; и увидите, что труды, проести и волокиты, также и самыя в судах опасности не что иное суть, как дань, которую каждый гражданин платит за свою вольность.

113. В Турецких странах, где очень мало смотрят на стяжания, на жизнь и на честь подданных, оканчивают скоро все распри таким или иным образом. Способов, как оныя кончить, у них не разбирают, лишь бы только распри были кончены. Ваша, незапно ставши просвещенным, велит по своему мечтанию палками по пятам бить имеющих тяжбу, и отпускает их домой.

114. А в государствах, умеренность наблюдающих, где и самаго меньшаго гражданина жизнь, имение и честь во уважение принимается, не отъемлют ни у кого чести, ниже имения прежде, нежели учинено будет долгое и строгое изыскание истинны; не лишают никого жизни, разве когда само отечество против оныя востанет: но и отечество ни на чью жизнь не востает инако, как дозволив ему прежде все возможные способы защищать оную.

115. Судебные обряды умножаются по тому, в каком где уважении честь, имение, жизнь и вольность граждан содержится.

158. Законы должны быть писаны простым языком; и уложение, все законы в себе содержащее, должно быть книгою весьма употребительною, и которую бы за малую цену достать можно было на подобие букваря. В противном случае, когда гражданин не может сам собою узнати следствий, сопряженных с собственными своими делами и касающихся до его особы и вольности, то будет он зависеть от некотораго числа людей, взявших к себе во хранение законы и толкующих оные. Преступления не столь часты будут, чем большее число людей уложение читать и разуметь станут. И для того предписать надлежит, чтоб во всех школах учили детей грамоте попеременно из церковных книг и из тех книг, кои законодательство содержат

206. Кто не объемлется ужасом, видя в истории столько варварских и безполезных мучений, выисканных и в действо произведенных без малейшаго совести зазора людьми, давшими себе имя премудрых? Кто не чувствует внутри содрогания чувствительнаго сердца при зрелище тех тысяч безщастных людей, которые оныя претерпели и претерпевают, многажды обвиненные во преступлениях, сбыться трудных или немогущих, часто соплетенных от незнания, а иногда от суеверия? Кто может, говорю Я, смотреть на растерзание сих людей, с великими приуготовлениями отправляемое людьми же, их собратиею? Страны и времена, в которых казни были самыя лютейшия в употреблении, суть те, в которых содевалися беззакония самыя безчеловечныя.