207. Чтоб наказание произвело желаемое действие, довольно будет и того, когда зло, оным причинямое, превосходит добро, ожиданное от преступления, прилагая в выкладке, показывающей превосходство зла над добром, так же и известнось наказания несомненную и потеряние выгод преступлением приобретаемых. Всякая строгость, преходящая сии пределы, безполезна, и следовательно, мучительская.

222. Самое надежнейшее обуздание от преступлений есть не строгость наказания, но когда люди подлинно знают, что преступающий законы непременно будет наказан.

250. Гражданское общество, так как и всякая вещь, требует известнаго порядка; надлежит тут быть одним, которые правят и повелевают, а другим, которые повинуются.

251. И сие есть начало всякаго рода покорности; сия бывает больше или меньше облегчительна, смотря на состояние служащих.

252. Итак, когда закон естественный повелевает нам по силе нашей о благополучии всех людей пещися; то обязаны МЫ состояние и сих подвластных облегчати, сколько здравое разсуждение дозволяет.

253. Следовательно, и избегати случаев, чтоб не приводить людей в неволю, разве крайняя необходимость к учинению того привлечет, и то не для собственной корысти, но для пользы государственной; однако и та едва не весьма ли редко бывает.

254. Какого бы рода покорство ни было, надлежит, чтоб законы гражданские с одной стороны злоупотребление рабства отвращали, а с другой стороны предостерегали бы опасности, могущия оттуду произойти.

255. Нещастливо то правление, в котором принуждены установляти жестокие законы.

256. ПЕТР ПЕРВЫЙ узаконил в 1722 году, чтобы безумные и подданных своих мучащие были под смотрением опекунов. По первой статьи сего указа чинится исполнение; а последняя для чего без действа осталася, не известно.

257. В Лакедемоне рабы не могли требовати в суде никакого удовольствия: и нещастие их умножалося тем, что они не одного только гражданина, но при том и всего общества были рабы.

258. У Римлян в увечьи, сделанном рабу, не смотрели более ни на что, как только на убыток, причиненный чрез то господину. За одно почитали рану животине нанесенную и рабу, и не принимали более ничего в разсуждение, и как только сбавку цены: и то обращалоси в пользу хозяину, а не обиженному.

259. У Афинян строго наказывали того, кто с рабом поступал свирепо.

260. Не должно вдруг и чрез узаконение общее делать великаго числа освобожденных.

261. Законы могут учредить нечто полезное для собственнаго рабов имущества.

262. Окончим все сие, повторяя правило то, что правление весьма сходственное с естеством есть то, котораго частное расположение соответствует лучше расположению народа, ради котораго оно учреждается. 263. При чем однако весьма же нужно, чтобы предупреждены были те причины, кои столь часто привели в непослушание рабов против господ своих; не узнав же сих причин, законами упредить подобных случаев нельзя, хотя спокойство одних и других от того зависит.

277. Многие, пользуясь удобностию говорить, но не будучи в силах испытать в тонкость о том, о чем говорят, сказывают: чем в большем подданные живут убожестве, тем многочисленнее их семьи. Также и то: чем больше на них наложено дани, тем больше приходят они в состояние платить оные. Сии суть два мудрования, которые всегда пагубу наносили и всегда будут причинять погибель самодержавным государствам.

293. О рукоделии и торговле.

294. Не может быть там ни искусное рукоделие, ни твердо основанная торговля, где земледелие в уничтожении, или нерачительно производится.

295. Не может земледельство процветать тут, где никто не имеет ничего собственнаго.

296. Сие основано на правиле весьма простом: “Всякий человек имеет более попечения о своем собственном, нежели о том, что другому принадлежит; и никакого не прилагает старания о том, в чем опасаться может, что другий у него отымет”.

297. Земледелие есть самый большой труд для человека; чем больше климат приводит человека к избежанию сего труда, тем больше законы ко оному возбуждать должны.

298. В Китае Богдохан ежегодно уведомляется о хлебопашце, превозшедшем всех прочих во своем искустве, и делает его членом осьмаго чина в государстве. Сей Государь всякий год с великолепными обрядами начинает сам пахати землю сохой своими руками.

299. Не худо бы было давать награждение земледельцам, поля свои в лучшее пред прочими приведшим состояние;

300. И рукоделам, употребившим во трудах своих рачение превосходнейшее.

301. Сие установление во всех земли странах произведет успехи. Оно послужило и в наши времена к заведению весьма важных рукоделий.

302. Есть страны, где во всяком похосте есть книги, правительством изданныя о земледелии, из которых каждый крестьянин может во своих недоумениях пользоваться наставлениями.

454. Слог законов должен быть краток, прост; выражение прямое всегда лучше можно разумети, нежели околичное выражение.

478. Когда введено было много преступлений в оскорблении Величества, то и надлежало непременно различить и умерить сии преступления. Так наконец дошли до того, чтоб не прочитать за такия преступления кроме тех только, кои заключают умысел в себе противу жизни и безопасности Государя, и измену против государства, и тому подобныя; каковым преступлениям и казни предписаны самые жесточайшия.

480. Слова, совокупленныя с действием, принимают на себя естество того действия; таким образом, человек, пришедший например на место народнаго собрания увещевать подданных к возмущению, будет виновен в оскорблении Величества по тому, что слова совокуплены с действием, и заимствуют нечто от онаго. В сем случае не за слова наказуют, но за произведенное действие, при котором слова были употреблены. Слова не вменяются никогда во преступление, разве оныя приуготовляют, или соединяются, или последуют действию беззаконному. Все превращает и опровергает, кто делает из слов преступление, смертной казни достойное; слова должно почитать за знак только преступления, смертной достойнаго казни.

481. Ничто не делает преступления в оскорблении Величества больше зависящим от толка и воли другаго, как когда нескромныя слова бывают онаго содержанием; разговоры столько подвержены истолкованиям; толь великое различие между нескромностию и злобою, и толь малая разнота между выражениями, от нескромности и злобы употребляемыми, что закон ни коим образом не может слов подвергнуть смертной казни, по крайней мере не означивши точно тех слов, которыя он сей казни подвергает.

482. Итак, слова не составляют вещи, подлежащей преступлению; часто они не значат ничего сами по себе, но по голосу, каким оныя выговаривают; часто пересказывая те же самыя слова, не дают им того же смысла; сей смысл зависит от связи, соединяющей оныя с другими вещьми. Иногда молчание выражает больше, нежели все разговоры. Нет ничего, что бы в себе столько двойнаго смысла замыкало, как все сие. Так как же из сего делать преступление толь великое, каково оскорбление Величества, и наказывать за слова так, как за само действие? Я чрез сие не хочу уменьшить негодования, которое должно иметь на желающих опорочить славу своего Государя, но могу сказать, что простое исправительное наказание приличествует лучше в сих случаях, нежели обвинение в оскорблении Величества, всегда страшное и самой невинности.

483. Письма суть вещь не так скоро преходящая, как слова; но когда они не приуготовляют ко преступлению оскорблений Величества, то и они не могут быть вещию, содержащею в себе преступление в оскорблении Величества.

484. Запрещают в самодержавных государствах сочинения очень язвительныя: но оныя делаются предлогом, подлежащим градскому чиноправлению, а не преступлением; и весьма беречься надобно изьискания о сем далече распространять, представляя себе ту опасность, что умы почувствуют притеснение и угнетение: а сие ничего инаго не произведет, как невежество, опровергнет дарования разума человеческаго, и охоту писать отнимет.

485. Надлежит наказывать клеветников.

486. Во многих державах закон повелевает под смертною казнию открывать и те заговоры, о которых кто не по сообщению с умышленниками, но по слуху знает. Весьма прилично сей закон употребить во всей онаго строгости в преступлении самаго высочайшего степени, касающемся до оскорбления Величества.

496. Гонение человеческие умы раздражает, а дозволение верить по своему закону умягчает и самыя жестоковыйная сердца и отводит их от заматерелого упорства, утушая споры их, противные тишине государства и соединению граждан.

523. Может случиться, что некоторые, прочитав сей наказ, скажут: не всяк его поймет. На сие не трудно ответствовать: подлинно не всяк его поймет, прочитав одиножды слегка: но всякий поймет сей наказ, если со прилежанием, и при встречающихся случаях выберет из онаго то, что ему в разсуждениях его правилом служить может. Должно сей наказ почаще твердить, дабы он знакомее сделался: и тогда всякий твердо надеяться может, что его поймет. Понеже

524. Прилежание и радение все преодолевают: так как лень и нерадение ото всякаго добра отводят.

525. Но дабы сделать облегчение в сем трудном деле: то должно сей наказ читать в комиссии о сочинении проекта новаго уложения, и во всех частных от нея зависящих комиссиях, а особливо главы и статьи им порученныя, одиножды в начале каждаго месяца до окончания комиссии.

526. Но как нет ничего совершеннаго, что человеком сочинено, то если откроется в производстве, что на какия ни есть учреждения в сем наказе правила еще не положено, дозволяется комиссии о том НАМ докладывать и просить дополнения.

Подлинный подписан собственного ЕЯ ИМПЕРАТОРСКОГО ВЕЛИЧЕСТВА рукою тако:

ЕКАТЕРИНА.

Екатерина II. Сочинения. М.: Современник, 1990. С.22-31.

Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии.
Пожалуйста авторизируйтесь или зарегистрируйтесь.

Powered by AkoComment 2.0!