Страница 2 из 2
ВТОРОЕ
ПОСЛАНИЕ ИВАНА IV ГРОЗНОГО ШВЕДСКОМУ КОРОЛЮ ЮХАНУ III.
(1573)
Божьей
[следует перечисление атрибутов] милостью, властью и хотением скипетродержателя
Российского царства, великого государя, царя и великого князя Ивана Васильевича
всея Руси [следует полный титул] наставление и слово Юхану, королю шведскому
[следует титул].
Ты
прислал к нам через пленника свою грамоту, наполненную собачьим лаем, — мы
дадим тебе на нее отповедь позже. А сейчас, по своему государскому обычаю,
достойному нашего высокого величества, посылаем тебе пространное наставление со
смирением.
Первое:
ты пишешь свое имя впереди нашего — это неприлично, ибо нам брат — цесарь
Римский и другие великие государи, а тебе невозможно называться им братом, ибо
Шведская земля честью ниже этих государств, как будет доказано впереди. Ты
говоришь, что Шведская земля — вотчина отца твоего; так ты бы нас известил, чей
сын отец твой Густав и как деда твоего звали, был ли твой дед на престоле и с
какими государями он был в братстве и в дружбе, укажи нам всех их поименно и
грамоты пришли, и мы тогда уразумеем.
Когда ты
прислал гонца, своего переводчика Петрушу [Сиффридсона], просить охранной
грамоты для своих послов, то мы думали — ты хочешь заключить мир по прежнему
обычаю: с наместниками новгородскими (так ведь велось исстари в течение нескольких
сот лет, еще при князе Юрии да при посадниках новгородских, а у вас — при князе
Магнусе, который ходил войной к Орешку), и потому мы послали охранную грамоту
по прежним обычаям и хотели даровать тебе по прежним обычаям мир с нашими
вотчинами — Великим Новгородом и Ливонской землей. Но ты епископа Павла прислал
без настоящих полномочий и с надменностью, и поэтому из этого ничего не вышло.
С архиепископом Павлом была послана охранная грамота, — так почему же ты к нам
в течение всего лета не прислал послов? А мы были в своей вотчине, в Великом
Новгороде, и ждали, что ты смиришься, а военных действий не вели нигде, разве
что какие-нибудь мужики столкнулись между собой на границе. А если некоторые
люди, оторвавшись от наших передовых частей, и повоевали в Финской земле, то
это случилось потому, что, когда мы отправили с епископом Павлом охранные
грамоты на послов, эти люди уже далеко зашли — мы приказали их вернуть, но не
успели, поэтому они и повоевали.
А
Ливонскую землю мы не перестанем завоевывать, пока нам ее Бог даст. Злое же
дело начал ты, как только сел на государство и наших великих послов, боярина
нашего и наместника смоленского Ивана Михайловича Воронцова, дворецкого нашего
можайского Василия Ивановича Наумова и дьяка нашего Ивана Васильева сына
Лапина, неповинно и с глумлением велел ограбить и обесчестить — в одних
сорочках их оставили! А ведь это такие великие люди: отец того Ивана, Михаил
Семенович Воронцов, был нашим наместником в нашей вотчине, в Великом Новгороде;
а прежде никогда не бывало, чтобы от нас, государей, ходили послы в Шведскую
землю: послы всегда ходили от новгородских наместников! А наказание на послов
возложено напрасно, якобы за то, что они за твоей женой приехали, а они не сами
приехали: прислали их, а послали их из-за вашего же вранья: сказали, что тебя в
живых нет. Если бы сказали, что ты жив, как же было твою жену просить? Каждый
знает, что жену у мужа взять нельзя. И тебе надо было пенять на своего брата
Эрика да на его советников, которые с ним делали это дело обманом. А послы
наши, боярин и наместник смоленский Иван Михайлович Воронцов с товарищами,
приняли страдания и глумления из-за твоего недомыслия.
Произошло
это все таким образом: прежде всего, вскоре после твоей свадьбы стало известно,
что твой брат Эрик подверг тебя заточению, а после этого стало известно, что ты
скончался. И мы, прождав года с полтора, послали к твоему брату, королю Эрику,
гонца своего. Третьяка Андреевича Пушечникова, узнать, жив ты или нет, чтоб
брат твой Эрик, если тебя нет в живых и детей у тебя также нет, прислал к нам,
ради наших милостей, Катерину, сестру брата нашего короля польского и великого
князя литовского Сигизмунда-Августа, а мы его за то пожалуем — освободим от
сношений с наместниками нашей вотчины. Великого Новгорода, и начнем с ним
сноситься сами. А просили мы Катерину, сестру брата своего, для того только,
чтобы, взяв ее, отдать ее своему брату Сигизмунду-Августу, Божьей милостью
королю польскому и великому князю литовскому, а у него взять за сестру его
Катерину свою вотчину. Ливонскую землю, без кровопролития, а не по той причине,
которую измыслили лгуны и бездельники; в этом деле нет никаких причин, кроме
тех, о которых мы писали выше.
Тебя же
от нас спрятали; ведь если бы мы знали, что ты жив, разве мы стали бы просить
твою жену? И посланника нашего Третьяка, заведя в пустынное место, уморили,
предав насильственной смерти, а к нам прислал твой брат своего посланника Ивана
Лаврентьева [Ганса Ларссона] с уверением, что наш гонец Третьяк умер случайно,
и с просьбой сообщить, что именно мы хотели передать через Третьяка. И мы Ивану
Лаврентьеву велели сказать о нашей милости твоему брату: если он пришлет сестру
польского короля Катерину, то мы его пожалуем — освободим от сношений с
наместниками. После этого твой брат Эрик послал к нам своих послов, князя
Нильса [Гюлленшерна] с товарищами, и они посулили отдать нам сестру польского
короля Катерину, а мы пожаловали твоего брата Эрика, освободили его от сношений
с наместниками, дали клятву и послали своих полномочных послов. Наши полномочные
послы жили у вас года с полтора, а про тебя слуху никакого не было — жив ты или
нет, и у Нильса с товарищами не могли они ничего про тебя выпытать, поэтому-то
о тебе и не думали, поэтому и была высказана такая просьба. Когда же ты пришел
к власти, ты беспричинно предал наших послов грабежу, бесчестью и оскорблениям
из-за лживого сообщения твоего брата и всех шведских людей. Заманили обманом
наших послов, дай мучат, и грабят, да год просидели в Або в заточении, да еще
отпустил ты их, как каких-нибудь пленников! Но ведь наши послы не виноваты ни в
чем — не солгали бы ваши люди, нашим людям и ходить незачем было; а мы думали,
что они говорят правду. Тебе следовало пенять на своих людей, которые сообщают
неправду, а наши послы у тебя напрасно мучились из-за твоего недомыслия. А
после всего этого ты с надменностью послал к нам своих послов — Павла, епископа
Абовского, и других. Итак, это ты начал делать алое дело, нападая на честных
людей вместо лживых, — если бы мы вашей лжи не поверили, этого бы не было.
Все это
мы тебе обстоятельно объяснили, а много говорить об этом нет нужды: жена твоя у
тебя, никто ее не хватает, а вот много крови ради одного слова своей жены
пролил ты напрасно. Вперед об этом вздоре много говорить не стоит, а станешь
говорить, мы тебя и слушать не будем: делай что хочешь со своей женой, никто на
нее не покушается!
А что ты
писал о своем брате, короле Эрике, будто мы из-за него собирались начать с
тобой войну, то это смехотворно. Ради этого нам нечего было с тобой войну
начинать: нам брат твой Эрик не нужен. А что мы ему свою жалованную грамоту
послали, то это произошло таким образом: в то время, когда ты присылал к нам
своего гонца Антона Ольса, между нашей вотчиной, Великим Новгородом, и тобой
началась война, и к нам через некоторых людей дошло челобитье от твоего брата
короля Эрика, чтобы нам ему оказать помощь или, если он прибежит к нам, принять
его к себе. И мы потому оказали ему милость, что ты — враг нашей вотчине и нам
нужно было что-нибудь сделать, чтобы ты осознал свою гордость и присмирел; а
если бы нам пришлось начать войну, это также пригодилось бы. А ради этого нам
войну начинать не стоило, да и не собирались мы войну начинать: а беглого нам
как не принять? Тебе же мы писали, чтобы ты пришел в сознание и прислал послов,
тогда и решение было бы обо всем по-хорошему. Но ты из гордости не прислал
послов, из-за этого и кровь льется. Об Эрике же мы тебе ни с кем ничего не
передавали и за него не хлопотали, а раз такого дела не было, то что и
говорить? А что значит, что была грамота? Было написано, да прошло.
Если бы
ты хотел жить по правде, так ты бы прислал ко мне послов — все бы и без крови
разрешилось. А ты крови желаешь, поэтому ты бессмыслицу говоришь и пишешь.
Никто на тебя не покушается, делай с женой и с братом что хочешь; об этом много
говорить не стоит. А много крови проливается из-за нашей вотчины, Ливонской
земли, да из-за твоей гордости, что не хочешь по прежним обычаям сноситься с
новгородскими наместниками: и пока ты этого не осознаешь, и дальше будет литься
много невинной крови из-за твоей гордости и из-за того, что незаконно вступил в
нашу вотчину. Ливонскую землю. Ты писал, что мы не сдержим обязательств, данных
в грамоте и скрепленных печатью, но ведь на свете есть много великих
государств, и во всех этих государствах наше слово неизменно ценится (ты спроси
там — узнаешь!), почему же в одной Шведской земле будет по-иному? А что послы
твои вопреки обычаю и охранной грамоте были обесчещены и отправлены в
заключение, то ты этому не дивись: нельзя же было не ответить на твой
недостойный поступок с нашими послами, да и то мы еще не поквитались за наших
послов: ведь наши послы — великие люди, а те — холопы, а наши послы у тебя в
Або сидели взаперти долго (это ли не заточение?), да и отпустил ты их, как
пленников, а всех их опоили отравой, и они, приехав сюда, померли. Спеси же с
нашей стороны никакой нет, а писали мы тебе так, как подобает писать нашей
самодержавной власти к твоей королевской, — ибо раньше того не бывало, чтобы
великим государям всея Руси сноситься со шведскими правителями; сносились
шведские правители с Новгородом. Неужели же достоинство нашей вотчины, Великого
Новгорода, заключалось в том, что она от нас отделялась, а теперешнее бесчестие
— в том, что она признает нас, великих государей, как ты нелепо пишешь? А
войску нашему правитель — Бог, а не человек: как Бог даст, так и будет.
А это
истинная правда, а не ложь — что вы мужичий род, а не государский. Пишешь ты
нам, что отец твой — венчанный король, а мать твоя — также венчанная королева;
но хоть отец твой и мать — венчанные, но предки-то их на престоле не бывали! А
если уж ты называешь свой род государским, то скажи нам, чей сын отец твой
Густав, и как деда твоего звали, и где на государстве сидел, и с какими
государями был в братстве, и из какого ты государского рода? Пришли нам запись
о твоих родичах, и мы по ней рассудим. А нам хорошо известно, что отец твой
Густав происходил из Смоланда, и еще потому нам известно, что вы мужичий род, а
не государский, что, когда при отце твоем Густаве приезжали наши торговые люди
с салом и с воском, то твой отец сам, надев рукавицы, как простой человек,
пробовал сало и воск и на судах осматривал и ездил для этого в Выборг; а слыхал
я это от своих торговых людей. Разве это государское дело? Не будь твой отец
мужичий сын, он бы так не делал. Ты пишешь, что в течение нескольких сот лет в
Швеции были короли, но мы таких не слыхали за исключением Магнуса, который
ходил под Орешек, да и тот был князь, а не король. А давно ли в Шведской земле
сидел правитель — Стен Стуре? Об этом у тебя многие помнят: спроси — узнаешь. А
отец твой обменивался грамотами с новгородскими наместниками, и грамоты эти
писались следующим образом: сперва написан титул нашего царского величества, а
затем написано: «Густав Эрикович, Божьей малостью Шведский и Готский король, и
советники королевства Шведского и вся земля Шведская присылали своих послов к
великому государю Ивану, Божьей милостью царю и государю всея Руси и великому
князю бить челом, чтобы великий государь Иван [следует титул] Густава, короля Шведского
и Готского, и советников королевства Шведского и всю землю Шведскую пожаловал,
велел своим боярам и наместникам Великого Новгорода и своей вотчине, Великому
Новгороду, заключить перемирие, а также велел людям своей вотчины. Великого
Новгорода, торговать со Шведской землей по-прежнему. И великий государь Иван
[следует титул] по их челобитью Густава Эриковича, шведского короля, и всю
Шведскую землю пожаловал, велел своему боярину и наместнику Борису Ивановичу
Горбатому и дворецкому Семену Никитичу Бутурлину и своей вотчине. Великому
Новгороду, заключить перемирие, а также велел людям своей вотчины торговать со
Шведской землей по-прежнему». И довели до конца это челобитье новгородскому
наместнику великого государя царя русского князю Б. И. Горбатому и дворецкому
С. Н. Бутурлину шведские послы господин Кнут Андреевич [Кнут Андерсен] и
Бернардин Николаевич [Биорн Классон] и от имени всей Шведской земли заключили
перемирие на шестьдесят лет — от Благовещенья 7045 [1537] г. до Благовещенья
7105 [1597] г. — с наместником великого государя царя русского Б. И. Горбатым и
дворецким С. Н. Бутурлиным, которые выступали от имени вотчины великого
государя. Новгородской земли; и по условиям этого мира должен быть устроен
съезд в Соболине, на реке Вуоксе, через десять лет после заключения мира, в
Ильин день 7055 [1547] года, а на этом съезде должны присутствовать с обеих
сторон достойные люди из вотчины великого государя царя русского. Великого
Новгорода, а также из Шведского королевства, которые должны размерить границы
по земле и воде согласно грамотам князя Юрия и князя Магнуса. Во исполнение
всех этих условий, по повелению великого государя Ивана [следует титул] боярин
и наместник Великого Новгорода Б. И. Горбатый и дворецкий С. Н. Бутурлин
привесили к этой мирной грамоте свои печати и принесли клятву, целуя крест за
вотчину великого государя. Великий Новгород, и за Новгородскую державу. А от
имени Шведской державы короля Густава и от Выборгской державы и от города
Выборга, за город Выборг и за Выборгскую державу и за всю Шведскую землю по
поручению короля Густава и советников королевства Шведского целовали крест
послы Шведского королевства Кнут Андреевич и Бернардин Николаевич. Когда же
новгородские наместники великого государя царя русского пошлют своего посла к
королю Густаву, то Густав, король Шведский и Готский, должен будет за всю
Шведскую державу перед этим послом целовать крест, обязуясь исполнить то, что
написано в этой мирной грамоте, и должен будет Густав, король Шведский,
привесить к этой грамоте свою печать. А архиепископ Упсальский должен будет
поручиться за всю Шведскую державу, и должны будут они исполнять то, что
написано в этих грамотах. Заключен этот мир в Великом Новгороде в 7045 году, а
от воплощения Господня в 1537 году.
Все это
мы тебе выписали точно из грамоты о перемирии, которую отец твой Густав
заключил с новгородскими наместниками. И если бы у вас было настоящее
королевство, то отцу твоему архиепископ и советники и вся земля не считались бы
за товарищей, а землю к именам великих государей не приписывают. Всего же
достовернее будет, если ты пришлешь запись о своем государском роде, о котором
ты писал, что ему четыреста лет, кто после кого сидел на престоле, с какими
государями были в братстве, и мы оттуда уразумеем величие твоего государства.
Какие ваши предки жили в городах и столицах, а не в мужицких деревнях, и кто
входил в ваш род, кроме твоего отца (сообщи все это обстоятельно!), и какие у
вас в Швеции были еще короли и из какого рода. А что ты писал о короле
Арцымагнусе (Магнусе], так мы и помимо него знаем, что вы — мужичий род и
попали на престол не по своему достоинству, а благодаря родству. Те же, которые
сидели в городах и больших местах, были не из вашего рода и также не короли. А
королей мы в Шведской земле не слыхали до твоего отца Густава; первый король —
твой отец, а ссылался он в своих грамотах на грамоты князя Магнуса, а не
короля. Ведь и твой отец мог бы сыскать прежних королей, да не ссылался на
королей, а ссылался на князя Магнуса, а ты, неведомо каким образом, сыскал у
себя прежних королей! И потому еще ваш род — мужичий и государство — не
великое, что написано в тех же грамотах, что отец твой должен целовать крест за
всю Шведскую державу, и за город Выборг, и за Выборгскую державу, а архиепископ
Упсальский должен поручиться; а от имени Шведской державы короля Густава, и от
Выборгской державы, и от города Выборга, от всей Шведской земли за город Выборг
и за Выборгскую державу и за всю Шведскую землю по поручению короля Густава и
советников Шведского королевства целовали крест послы Шведского королевства,
обещая, что король Густав будет целовать крест, а архиепископ Упсальский даст
поручительство и все сказанное должны будут исполнить. И ты бы сам рассудил,
ведется ли так в великих государствах, как в вашем? Отец твой целовал за Шведскую
державу и за Выборгскую державу, — выходит, что Выборг как бы особое место, а
сидит там как будто бы товарищ отца твоего. Если бы ваше государство было
великое, то и архиепископ Упсальский не был бы записан в товарищах отца твоего,
а то записан архиепископ как товарищ твоего отца. Почему советники Шведского
королевства товарищи твоему отцу? А послы не от одного отца твоего, а от всего
Шведского королевства, а отец твой во главе их, как староста в волости. И если
бы отец твой был великим государем, то и архиепископ у него в товарищах не был
бы, и советники, и вся земля Шведская, и Выборгская держава приписаны не были
бы, и послы были бы от одного твоего отца, а не от королевства Шведского, а
здесь послы от королевства Шведского, а не от одного отца твоего, и архиепископ
приписан. «Должны будут исполнить то, что написано в той грамоте», — видишь
ведь, как отцу твоему исполнить, так и архиепископу! И тебе поэтому нельзя
равняться с великими государями: у великих государей таких обычаев не бывает.
Если же кто-нибудь не бережет своего государского достоинства и называет тебя
своим братом, то это его дело; нас это не касается, мы соблюдаем свою честь,
как подобает нашему царскому величеству. Если же ты не доверяешь той грамоте
своего отца, то пришли своих послов, верных людей, и они посмотрят эту грамоту
и печать твоего отца на ней. И с этими послами ты сообщи нам, был ли кто-нибудь
королем в Шведской земле до отца твоего, кто именно был и из какого рода и с
кем он был в братстве; а мы об этом не слыхали; уж не нашел ли ты этих королей
у себя в чулане?
А король
Магнус нам этого не рассказывал, и он сам столько не знает про ваш мужицкий
род, сколько мы узнали от людей, приходящих из разных земель. А что мы короля
Арцымагнуса [Магнуса] пожаловали городом Полчевым и иными городами, то мы,
слава Богу, в своей вотчине вольны: кого хотим, того и жалуем. А что было
написано о деде Арцымагнуса [Магнуса] Фридрихе, то тут, как видно, переводчики
сделали какую-то описку. Сам же ты написал вполне верно, что некоторое время тому
назад Христиерн, благородный король Дании, взял под свою благородную власть
Шведское королевство, а затем, оставив там своих бояр, поехал на свое
государство в Датскую землю; и отец твой Густав, сговорясь с прежними
правителями Шведской земли, примчался из Смоланда с коровами и перебил бояр
короля Христиерна Датского, а сам стал королем: после этого он сговорился с
Христианом, отцом Магнуса, и они захватили Христиерна, а датским королем
посадили Христиана. Так оно и было, правду ты нам написал, больше и писать
нечего. Сам ведь ты написал, что ваше королевство выделилось из Датского
королевства, а если ты еще нам пришлешь грамоту с печатью о том, как
бессовестно поступил отец твой Густав, захватив королевство, то и того лучше
будет, нам и писать будет нечего об этом: сам ты свое холопство признал!
Ты писал
насчет нашего царского письма о великом государе самодержце Георгии-Ярославе, —
это мы потому писали, что с великим государем самодержцем Георгием-Ярославом во
многих битвах участвовали варяги, а варяги — немцы; и раз они его слушали,
значит, были его подданными: но мы об этом только известили, а нам это не
нужно. А о твоей печати мы писали потому, что, если ты хочешь с нами сноситься,
минуя наместников новгородских, то ты должен за это нас чем-нибудь отблагодарить.
Вот почему мы тебе об этом писали; а без такой благодарности тебе нельзя
позволить сноситься с нами помимо наместников. Что же касается печати Римского
царства, о которой ты писал, то у нас есть своя печать от наших прародителей; а
римская печать нам также не чужда: мы ведем род от Августа-кесаря, а ты судишь
о нас вопреки воле Бога, — что нам Бог дал, то ты отнимаешь у нас; мало тебе
нас укорять, ты и на Бога покушаешься. Напрасно ты думаешь, что мы хотим
присвоить твои титулы и печать для возвеличения, — нам твоей мужичьей чести
добиваться нечего и величия твоего не нужно. Мы тебе потому писали, что тебе
нужно было сноситься с нами помимо наместников, но без достойного выкупа тебе
этого не видать. Если же ты захочешь из-за этого кровь проливать — дело твое; а
мы положились на Божью волю, что нам милосердный Бог даст. А твоего титула и
печати мы просто так не хотим: если тебе хочется с нами сноситься помимо
наместников, то ты нам уступи и подчинись и отблагодари нас как следует, и
тогда мы тебя пожалуем и освободим от сношений с наместниками, а сноситься тебе
с нами даром не дает права ни твое государство, ни твой род; а без твоего
подчинения мы и сами не хотим твоего титула и печати. А если ты хочешь
присвоить титулы и печати нашего царского величества, так ты, обезумев, можешь,
пожалуй, и государем вселенной назваться, — да кто тебя послушает? Если же тебе
неугодно по нашему указанию поступить, то сносись по-старому с наместниками.
Напрасно ты пишешь, что мы из честолюбия хотим присвоить твою печать и землю;
мы писали об этом потому, что если ты хочешь с нами сноситься помимо
наместников, то ты должен нам подчиниться, а если ты подчинишься, то и земля
твоя, и владения, и печать будут нашими, и тогда мы тебя пожалуем и будем
сноситься с тобою как со своим; а с чужим и столь незначительным государем, как
ты, сноситься нам не подобает.
А к
наместникам я тебя не приравниваю — так исстари ведется, так Бог твое место
определил, а ты Богу противишься и не хочешь по его повелению поступить. Да
какому тебе Богу молиться — ты ведь безбожник: не только истинной веры не
познал ты, но даже скромное прибежище латинского богослужения разрушено у вас,
и иконы уничтожили, и священников сравняли с мирянами; ты сам ведь писал, что
принял власть от отца своего, короля Шведской земли. А себя мы не хвалим и не
прославляем, а только указываем на достоинство, данное нам от Бога; и тебя мы
не хулим, а пишем это лишь для того, чтобы ты пришел в сознание и не требовал
неподобающих вещей.
А что ты
писал, будто мы просим у тебя твою королеву, так ты, неразумный человек, не
понял. Мы писали тебе, что так же возможно, чтобы ты нам свою жену отдал, как и
то, чтобы мы сами тебе крест целовали; но ведь это невозможно, чтобы у мужа
жену взять, всякий это знает (да мы и не хотим этого!), также невозможно и то,
чтобы мы с тобой сами сносились помимо наместников, — настолько это
недостижимо! А ты, не рассудив, написал. Мы тебе писали не затем, что бы жену
твою просить; нам твоя жена не нужна, — мы для твоего вразумления писали:
насколько невозможно у тебя взять жену, настолько же невозможно тебе не
сноситься через наместников. Мы писали тебе, осуждая твою гордыню, а не просили
твою жену: нам твоя жена вовсе не нужна, делай с ней что хочешь. И крови
неповинной мы не желаем — это ты из-за своей гордости проливаешь кровь
христианскую и стремишься и далее проливать. Ты пишешь, будто это ложь, что
польская королевна была замужем за конюхом, так ты спроси тех, кто знает, кто
такой был Войдило при Ягайле, короле польском, и из-за чего была борьба между
Ягайло и его дядей Кейстутом, и как Кейстут повесил Войдила, и как Ягайло
Кейстута захватил и велел удавить, тогда и узнаешь правду.
А что наш
дьяк передавал твоему подданному Антону Ольсу [Тоне Ольсону], чтобы ты нам
уступил все те земли, которые ты захватил в нашей вотчине Ливонской земле,
незаконно туда вступив, и насчет серебряной руды и мастеров, которые добывают
руду, и насчет десяти тысяч ефимков за оскорбление наших послов, и насчет
воинских людей, так это мы передавали тебе потому, что раз тебе надобно с нами
сноситься, то ты должен это сделать; а если за такое великое дело с нашей
стороны вы не отплатите великим же делом, то ничего не выйдет. Мы
несообразностей не признаем — это ты признаешь несообразности. Что тут
сообразного, чтобы ты с нами сносился? Это совсем несообразно, чтобы мы
сносились с тобой, сами с тобой заключали мир, целовали крест, минуя
наместников, и своих послов к тебе посылали.
Ты не
хочешь послать нам послов бить челом, — мы удивлены, откуда у тебя такая
гордость и сила взялась, что ты не хочешь согласиться на то, на что соглашался
твой отец: отец твой весь свой век прожил, сносясь с наместниками, только разок
под старость не захотел, — и как ему удалось это, ты знаешь! Отец твой с этим
век прожил, а ты не хочешь, — видно, ты лучше отца, что места его не хочешь!
Если не пришлешь послов — миру не бывать; нам же к тебе послов посылать не
подобает. Мы из снисхождения к тебе пишем: если хочешь, чтобы мы тебя
пожаловали и от сношения с наместниками освободили, то пришли к нам своих
великих послов бить челом и отблагодари нас за это великим делом, насколько
сможешь; тогда мы тебя пожалуем и от наместников освободим; а, не дав выкупа,
ты у нас этого не добьешься.
А что ты
писал к нам лай и дальше хочешь лаем отвечать на наше письмо, так нам, великим
государям, к тебе, кроме лая, и писать ничего не стоит, да писать лай не
подобает великим государям; мы же писали к тебе не лай, а правду, а иногда
потому так пространно писали, что если тебе не разъяснить, то от тебя и ответа
не получишь. А если ты, взяв собачий рот, захочешь лаять для забавы — так то
твой холопский обычай: тебе это честь, а нам, великим государям, и сноситься с
тобой — бесчестие, а лай тебе писать — и того хуже, а передаиваться с тобой —
горше того не бывает на этом свете, а если хочешь передаиваться, так ты найди
себе такого же холопа, какой ты сам холоп, да с ним и перелаивайся. Отныне,
сколько ты не напишешь лая, мы тебе никакого ответа давать не будем.
Если
хочешь выступить, так наши люди твои пушки видели: а захочешь еще попытаться —
увидишь, какая тебе будет прибыль. Если же захочешь мира своей земле — пришли к
нам своих послов, и мы узнаем от них твои намерения и решим, что следует
сделать.
Писана в
нашей вотчине, в Ливонской земле, в городе Пайде [Вейссенштейн], в 7081 году, 6
января [6 января 1573 г.], на 40-й год нашего правления, на 26-й год нашего
Российского царства, 21-й — Казанского, 18-й — Астраханского.
Иван
IV Грозный. Сочинения. — СПб., 2000. — С. 116—138.
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии. Пожалуйста авторизируйтесь или зарегистрируйтесь. Powered by AkoComment 2.0!
|