Первая из
причин, удерживающих людей от противодействия самодурству, есть - странно
сказать - чувство законности, а вторая—необходимость в материальном
обеспечении. С первого раза обе причины, представленные нами, должны,
разумеется, показаться нелепостью. По-видимому, совершенно напротив: именно
отсутствие чувства законности и беспечность относительно материального
благосостояния могут объяснять равнодушие людей ко всем претензиям самодурства.
(...)
В общем
смысле, по-нашему, что такое чувство законности? Это не есть что-нибудь
неподвижное и формально-определенное, не есть абсолютный принцип морали в
известных, раз навсегда указанных формах. Происхождение его очень просто. Входя
в общество, я приобретаю право пользоваться от него известною долею известных благ,
составляющих достояние всех его членов. За это пользование я и сам обязываюсь
платить тем, что буду стараться об увеличении общей суммы благ, находящихся в
распоряжении этого общества. Такое обязательство вытекает из общего понятия о
справедливости, которое лежит в природе человека. Но для того, чтоб успешнее
достигнуть общей цели, т. е. увеличить сумму общего блага, люди принимают
известный образ действий и гарантируют его какими-нибудь постановлениями,
воспрещающими самовольную помеху общему делу с чьей бы то ни было стороны.
Вступая в общество, я обязан принять и эти постановления и обещаться не
нарушать их. Следовательно, между мною и обществом происходит некоторого рода
договор, не выговоренный, не формулированный, но подразумеваемый сам собою. Поэтому,
нарушая законы общественные и пользуясь в то же время их выгодами, я нарушаю
одну, неудобную для меня, часть условия и становлюсь лжецом и обманщиком. По
праву справедливого возмездия общество может лишить меня участия и в другой,
выгодной для меня, половине условия, да еще и взыскать за то, чем я успел
воспользоваться не по праву. Я сам чувствую, что такое распоряжение будет
справедливо, а мой поступок несправедлив, - и вот в этом-то заключается для
меня чувство законности. Но я не считаю себя преступным против чувства
законности, ежели я совсем отказываюсь от условия (которое, надо заметить, по
самой своей сущности не может в этом случае быть прочным), добровольно лишаясь
его выгод и зато не принимая на себя его обязанностей. Я, например, если бы поступил
в военную службу, может быть, дослужился бы до генерала; но зато в солдатском
звании я обязывался, по правилам военной дисциплины, делать честь каждому
офицеру. Но я не поступаю в военную службу или выхожу из нее и, отказываясь,
таким образом, от военной формы и от надежды быть генералом, считаю себя
свободным и от обязательства - прикладывать руку к козырьку при встрече со
всяким офицером. А вот мужики в отдаленных от городов местах, - так те низко
кланяются всякому встречному, одетому в немецкое платье. Ну, на это уж их
добрая воля или, может, особым образом понятое то же чувство законности! (...)
Мы такого чувства не признаем и считаем себя правыми, если, не служа, не ходим
в департамент, - не получая жалованья, не даем вычета в пользу инвалидов, и т.
п. Точно так сочли бы мы себя правыми, если бы, например, приехали в
магометанское государство и, подчинившись его законам, не приняли, однако,
ислама. Мы сказали бы: «Государственные законы нас ограждают от тех видов
насилия и несправедливости, которые здесь признаны противозаконными и могут
нарушить благосостояние; поэтому мы признаем их практически. Но нам нет никакой
надобности ходить в мечеть, потому что мы вовсе не чувствуем потребности
молиться Пророку, не нуждаемся в истинах и утешениях алкорана и не верим
Магометову раю со всеми его гуриями, следовательно, от ислама ничем не
пользуемся и не хотим пользоваться». Мы были бы правы в этом случае по чувству
законности, в его правильном смысле.
Таким
образом, законы имеют условное значение по отношению к нам. Но мало этого: они
и сами по себе не вечны и не абсолютны.
Принимая
их как выработанные уже условия прошедшей жизни, мы чрез то никак не
обязываемся считать их совершеннейшими и отвергать всякие другие условия.
Напротив, в мой естественный договор с обществом входит, по самой его сущности,
и обязательство стараться об изыскании возможно лучших законов. С точки зрения
общего, естественного человеческого права, каждому члену общества вверяется
забота о постоянном совершенствовании существующих постановлений и об
уничтожении тех, которые стали вредны или не нужны. Нужно только, чтоб
изменение в постановлениях, как клонящееся к общему благу, подвергалось общему
суду и получило общее согласие. Если же общее согласие не получено, то частному
лицу предоставляется спорить, доказывать свои предположения и, наконец,
отказаться от всякого участия в том деле, о котором настоящие правила признаны
им ложными. (...) Таким образом, в силу самого чувства законности устраняется
застой и неподвижность в общественной организации, мысли и воле дается простор
и работа; нарушение формального status quo нередко требуется тем же чувством
законности. (...)
Добролюбов
Н. А. Собрание сочинений: В 9 т. - М.-Л., 1962. - Т. 3. - С. 326-327
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии. Пожалуйста авторизируйтесь или зарегистрируйтесь. Powered by AkoComment 2.0! |