|
Н.В. Гоголь. Выбранные места из переписки с друзьями |
Страница 24 из 38
Затем сожжен второй том "Мертвых душ", что так было нужно. "Не оживет,
аще не умрет", - говорит апостол. Нужно прежде умереть, для того чтобы
воскреснуть. Не легко было сжечь пятилетний труд, производимый с такими
болезненными напряжениями, где всякая строка досталась потрясеньем, где было
много того, что составляло мои лучшие помышления и занимало мою душу. Но все
было сожжено, и притом в ту минуту, когда, видя перед собою смерть, мне
очень хотелось оставить после себя хоть что-нибудь, обо мне лучше
напоминающее. Благодарю бога, что дал мне силу это сделать. Как только пламя
унесло последние листы моей книги, ее содержанье вдруг воскреснуло в
очищенном и светлом виде, подобно фениксу из костра, и я вдруг увидел, в
каком еще беспорядке было то, что я считал уже порядочным и стройным.
Появленье второго тома в том виде, в каком он был, произвело бы скорее вред,
нежели пользу. Нужно принимать в соображение не наслаждение каких-нибудь
любителей искусств и литературы, но всех читателей, для которых писались
"Мертвые души". Вывести несколько прекрасных характеров, обнаруживающих
высокое благородство нашей породы, ни к чему не поведет. Оно возбудит только
одну пустую гордость и хвастовство. Многие у нас уже и теперь, особенно
между молодежью, стали хвастаться не в меру русскими доблестями и думают
вовсе не о том, чтобы их углубить и воспитать в себе, но чтобы выставить их
напоказ и сказать Европе: "Смотрите, немцы: мы лучше вас!" Это хвастовство-
губитель всего. Оно раздражает других и наносит вред самому хвастуну.
Наилучшее дело можно превратить в грязь, если только им похвалишься и
похвастаешь. А у нас, еще не сделавши дела, им хвастаются! Хвастаются
будущим! Нет, по мне, уже лучше временное уныние и тоска от самого себя, чем
самонадеянность в себе. В первом случае человек, по крайней мере, увидит
свою презренность, подлое ничтожество свое и вспомнит невольно о боге,
возносящем и выводящем все из глубины ничтожества; в последнем же случае он
убежит от самого себя прямо в руки к черту, отцу самонадеянности, дымным
надмением своих доблестей надмевающему человека. Нет, бывает время, когда
нельзя иначе устремить общество или даже все поколенье к прекрасному, пока
не покажешь всю глубину его настоящей мерзости; бывает время, что даже вовсе
не следует говорить о высоком и прекрасном, не показавши тут же ясно, как
день, путей и дорог к нему для всякого. Последнее обстоятельство было мало и
слабо развито во втором томе "Мертвых душ", а оно должно было быть едва ли
не главное; а потому он и сожжен. Не судите обо мне и не выводите своих
заключений: вы ошибетесь, подобно тем из моих приятелей, которые, создавши
из меня свой собственный идеал писателя, сообразно своему собственному
образу мыслей о писателе, начали было от меня требовать, чтобы я отвечал ими
же созданному идеалу. Создал меня бог и не скрыл от меня назначенья моего.
Рожден я вовсе не затем, чтобы произвести эпоху в области литературной. Дело
мое проще и ближе: дело мое есть то, о котором прежде всего должен подумать
всяк человек, не только один я. Дело мое -душа и прочное дело жизни. А
потому и образ действий моих должен быть прочен, и сочинять я должен прочно.
Мне незачем торопиться; пусть их торопятся другие! Жгу, когда нужно жечь, и,
верно, поступаю как нужно, потому что без молитвы не приступаю ни к чему.
Опасения же ваши насчет хилого моего здоровья, которое, может быть, не
позволит мне написать второго тома, напрасны. Здоровье мое очень хило, это
правда; временами бывает мне так тяжело, что без бога и не перенес бы. К
изнуренью сил прибавилась еще и зябкость в такой мере, что не знаю, как и
чем согреться: нужно делать движенье, а делать движенье- нет сил. Едва час в
день выберется для труда, и тот не всегда свежий. Но ничуть не уменьшается
моя надежда. Тот, кто горем, недугами и препятствиями ускорил развитие сил и
мыслей моих, без которых я бы и не замыслил своего труда, кто выработал
большую половину его в голове моей, тот даст силу совершить и остальную -
положить на бумагу. Дряхлею телом, но не духом. В духе, напротив, все
крепнет и становится тверже; будет крепость и в теле. Верю, что, если придет
урочное время, в несколько недель совершится то, над чем провел пять
болезненных лет.
1846
|
|