НЕБОЛЬШОЕ ЛИЧНОЕ ОБЪЯСНЕНИЕ

В конце прошлого года, живя в ссылке, я получил несколько заявлений, частью анонимных, частью с подписями, приглашавших меня оставить ссылку, ехать за границу и принять участие в только что в возникшем тогда органе «русской радикальной революционной партии» «Вперед!». (...) Я счел своей обязанностью последовать сделанным мне приглашениям: оставить ссылку и войти в непосредственное сношение с редакцией «Вперед!».                                            

(...) С этой целью я составил записку, в которой изложил свой взгляд  на те общие требования, которым должна удовлетворять, по моему мнению, программа русского революционного журнала. При словесных объяснениях, возникших у нас по этому поводу, я достиг того, чего желал. Наши разногласия определились.

(...) Редакция отказалась принять мои условия, я отказался от сотрудничества. (...)

ПИСЬМО К РЕДАКТОРУ ЖУРНАЛА («ВПЕРЕД!»)

II

Что подразумевает ваш журнал под словом революция? Народное движение, направленное к уничтожению существующего порядка вещей, к устранению тех исторически выработавшихся условий экономического быта, которые его давят и порабощают. Это слишком обще. Какое движение? Осмысленное, разумное, вызванное ясным сознанием принципиальных недостатков диких общественных условий, руководимое верным и отчетливым пониманием как его средств, так и конечных целей. Это сознание и это понимание должны быть присущими всему народу или, по крайней мере, большинству его, - только тогда, по вашему мнению, совершится истинная народная революция. Всякую другую революцию вы называете искусственным «навязыванием народу революционных идей» (кн. I, «Наша программа»). «Будущий строй русского общества, - гласит ваша программа, - осуществлению которого мы решились содействовать, должен воплотить в дело потребности большинства, им самим сознанные и понятые». (...)

Следовательно, революцию вы понимаете в смысле осуществления в общественной жизни потребностей большинства, им самим сознанных и понятых. Но разве это будет революция в смысле насильственного переворота? Разве когда большинство сознает и поймет как свои потребности, так и те пути и средства, с помощью которых их можно удовлетворить, разве тогда ему нужно будет прибегать к насильственному перевороту? О, поверьте, оно сумеет тогда сделать это, не проливая ни единой капли крови, весьма мирно, любезно и, главное, постепенно. Ведь сознание и понимание всех потребностей придет к нему не вдруг. Значит, нет резона думать, будто и осуществлять эти потребности оно примется зараз: сначала оно сознает одну потребность и возможность удовлетворить ее, потом другую, третью и т. д., и, наконец, когда оно дойдет до сознания своей последней потребности, ему уже даже и бороться ни с кем не придется, а уже о насилии и говорить нечего.

Значит, ваша революция есть не иное что, как утопический путь мирного прогресса. Вы обманываете и себя и читателей, заменяя слово «прогресс» словом «революция». Ведь это шулерство, ведь это подтасовка!

Неужели вы не понимаете, что революция (в обыденном смысле слова) тем-то и отличается от мирного прогресса, что первую делает меньшинство, а второй - большинство. Оттого первая проходит обыкновенно быстро, бурно, беспорядочно, носит на себе характер урагана, стихийного движения, а второй совершается тихо, медленно, плавно, «с величественной торжественностью», как говорят историки. Насильственная революция тогда только и может иметь место, когда меньшинство не хочет ждать, чтобы большинство само сознало свои потребности, но когда оно решается, так сказать, навязать ему это сознание, когда оно старается довести глухое и постоянно присущее народу чувство недовольства своим положением до взрыва.

И затем, когда этот взрыв происходит, - происходит не в силу какого-нибудь ясного понимания и сознания и т. п., а просто в силу накопившегося чувства недовольства, озлобления, в силу невыносимости гнета, - когда этот взрыв происходит, тогда меньшинство старается только придать ему осмысленный, разумный характер, направляет его к известным целям, облекает его грубую чувственную основу в идеальные принципы. Народ действительной революции - это бурная стихия, все уничтожающая и разрушающая на своем пути, действующая всегда безотчетно и бессознательно. Народ вашей революции - это цивилизованный человек, вполне уяснивший себе свое положение, действующий сознательно и целесообразно, отдающий отчет в своих поступках, хорошо понимающий, чего он хочет, понимающий свои истинные потребности и свои права, человек принципов, человек идей.

Но где же видано, чтобы цивилизованные люди делали революции! О, нет, они всегда предпочитают путь мирного и спокойного прогресса, путь бескровных протестов, дипломатических компромиссов и реформ —пути насилия, пути крови, убийств и грабежа.

(...) Даже нашему III Отделению, впадающему в умоисступление при одном слове «революция», подобная революция - ваша революция, революция, обусловленная «ясным сознанием и пониманием большинством своих потребностей», не может быть страшной. Напротив, его прямой интерес состоит в том, чтобы пропагандировать ее идеи. С помощью такой пропаганды можно совсем сбить молодежь с толку, представляя ей действительную революцию как искусственное навязывание народу несознанных и непрочувствованных им идей, как нечто деспотическое, эфемерное, скоротечное и потому вредное; уверяя ее, что победа народного дела, что радикальный переворот всех существующих общественных отношений зависит от степени сознания народом его прав и потребностей, т. е. от степени его умственного и нравственного развития, можно незаметно довести ее до убеждения, будто развивать народ и уяснять ему его потребности и т. п. - значит подготовлять не торжество мирного прогресса, а торжество истинной революции.

III

(...) Да, вы не верите в возможность кровавого переворота! В противном случае вы не могли бы поставить его в зависимость от такого условия (сознание и понимание большинством его прав и потребностей), при котором он не мыслим. Вы не могли бы сделать одним из основных и неизменных пунктов программы своего журнала положения:

«Лишь тогда, когда течение исторических событий укажет само (?!) минуту переворота и готовность к нему народа русского, можно считать себя вправе призвать народ к осуществлению этого переворота» (кн. 1, стр. 14, «Наша программа»). Кому это «можно считать себя вправе (...)» и т. д.? Вам? Но не нам.

Неужели вы не понимаете, что революционер всегда считает и должен считать себя вправе призывать народ к восстанию; что тем-то он и отличается от философа-филистера, что, не ожидая, пока течение исторических событий само укажет минуту, он выбирает ее сам, что он признает народ всегда готовым к революции.

(...) Кто не верит в возможность революции в настоящем, тот не верит в народ, не верит в его приготовленность к ней; тот должен искать вне народа каких-нибудь сил, каких-нибудь элементов, которые могли бы подготовить его к перевороту. Вы ищете этих сил в среде нашей интеллигентной молодежи. Вы думаете, что эта молодежь должна отправиться в народ и «уяснить ему его потребности, подготовить к самостоятельной и сознательной деятельности для достижения ясно понятых целей» (кн. I, стр. 14). Лишь следуя вашему совету, она, уверяете вы, «может считать себя действительно полезным участником в современной подготовке лучшей будущности России». (...)

(...) Как! Страдания народа с каждым днем все возрастают и возрастают; с каждым днем цепи деспотизма и произвола все глубже и глубже впиваются в его измученное и наболевшее тело, с каждым днем петля самодержавия все туже и туже затягивается на нашей шее, - а вы говорите: подождите, потерпите, не бросайтесь в борьбу, сначала поучитесь, перевоспитайте себя.

IV

(...) Революции делают революционеры, а революционеров создают данные социальные условия окружающей их среды. Всякий народ, задавленный произволом, измученный эксплуататорами, осужденный из века в век поить своею кровью, кормить своим телом праздное поколение тунеядцев, скованный по рукам и по ногам железными цепями экономического рабства, - всякий такой народ (а в таком положении находятся все народы) в силу самых условий своей социальной среды есть революционер; он всегда может; он всегда хочет сделать революцию; он всегда готов к ней. И если он в действительности не делает ее, если он в действительности с ослиным терпением продолжает нести свой мученический крест (...) то это только потому, что в нем забита всякая внутренняя инициатива, что у него не хватает духа самому выйти из своей колеи; но раз какой-нибудь внешний толчок, какое-нибудь неожиданное столкновение выбили его из нее - и он поднимается, как бурный ураган, и он делает революцию. (...)

Наша учащаяся молодежь точно так же в большинстве случаев находится в условиях, благоприятных для выработки в ней революционного настроения. Наши юноши - революционеры не в силу своих знаний, а в силу своего социального положения. Большинство их - дети родителей-пролетариев или людей, весьма недалеко ушедших от пролетариев. Среда, их вырастившая, состоит либо из бедняков, в поте лица своего добывающих хлеб, либо живет на хлебах у государства; на каждом шагу она чувствует свое экономическое бессилие, свою зависимость. А сознание своего бессилия, своей необеспеченности, чувство зависимости всегда приводят к чувству недовольства, к озлоблению, к протесту.

(...) Может быть, для вас, милостивые государи, для вас, не знающих молодежи, не понимающих ни ее стремлений, ни ее идеалов, чуждых ее духу, - может быть, для вас, говорю я, все эти мои соображения покажутся недостаточно убедительными. В таком случае позвольте мне сослаться на слова одного из типических представителей нашей современной молодежи. Вы можете видеть конкретное «подтверждение моих отвлеченных, абстрактных умозаключений».

«Кто мы и чего должны мы хотеть в силу самой необходимости?» - вот вопрос, который поставил Нечаев в первом номере «Общины», и вот как он отвечал на него:

«Мы, дети голодных, задавленных лишением отцов, доведенных до отупения и идиотизма матерей».

«Мы, взросшие среди грязи и невежества, среди оскорблений и унижений; с колыбели презираемые и угнетаемые всевозможными негодяями, счастливо живущими при существующем порядке».

«Мы, для которых семья была преддверием каторги, для которых лучшая пора юности прошла в борьбе с нищетой и голодом, пора любви, пора увлечений - в суровой погоне за куском хлеба».

«Мы, у которых все прошлое переполнено горечью и страданиями, в будущем тот же ряд унижений, оскорблений, голодных дней, бессонных ночей, а в конце концов суды, остроги, тюрьмы, рудники или виселица».

«Мы находимся в положении невыносимом и так или иначе хотим выйти из него».

«Вот почему в изменении существующего порядка общественных отношений заключаются все наши желанные стремления, все заветные цели».

«Мы можем хотеть только народной революции». «Мы хотим ее и произведем ее» («Община», № 1, стр. 3). Вот почему почти вся наша революционная партия слагается из одной учащейся молодежи, вот почему никакие гонения, никакие ухищрения III Отделения, никакие Голицины, Муравьевы, Шуваловы и Левашовы, ни тюрьмы, ни крепости, ни ссылки, ни каторга, ни виселицы, ни расстреливай ия — ничто и никто не может выкурить из нее революционного духа, этого «корня всех зол».

(...) Мы не можем и не хотим ждать!

В наших жилах, жилах революционеров, милостивые государи, течет не та кровь, что в жилах философа-филистера. Когда мы думаем - а мы всегда об этом только и думаем, - когда мы думаем о постыдном бесправии нашей родины, о ее кровожадных тиранах, бездушных палачах, о тех страданиях, о том позоре, тех унижениях, которым они ее подвергают, когда наши взоры обращаются к Голгофе народного мученичества - а не в нашей воле отвратить их от этого зрелища, - когда мы видим перед собою этот несчастный народ, облитый кровью, в терновом венке, пригвожденным к кресту рабства, - о, тогда мы не в силах сохранять спокойствие, приличное философам.

Мы не хотим рассуждать о тех отдаленных причинах, которые привели его на крест, мы не говорим ему, подобно разбойнику: «Спасавший других, спаси себя, сойди с креста!» Мы не хотим ждать, пока распятый мученик «поймет и ясно сознает», почему неудобно висеть на кресте, почему колются тернии, из чего сделаны те гвозди, которыми прибиты его руки и ноги, и почему они причиняют ему такие страдания. Нет, мы хотим только во что бы ни стало и как можно скорее свалить крест и снять с него страдальца.

Вот потому-то истинно революционная партия ставит своей главной, своей первостепенной задачей не подготовление революции вообще, в отдаленном будущем, а осуществление ее в возможно ближайшем настоящем. Ее орган должен быть и органом этой идеи; мало того, он должен служить одним из практических средств, непосредственно содействующих скорейшему наступлению насильственного переворота. Иными словами, он должен не столько заботиться о теоретическом уяснении и философском понимании принципиальных несовершенств данного порядка вещей, сколько о возбуждении к нему отвращения и ненависти, о накоплении и распространении во всех слоях общества чувств недовольства, озлобления, страстного желания перемены.

Следовательно, хотя интересы революционной партии и не исключают теоретической, научной борьбы, но они требуют, чтобы борьба практическая, агитаторская была выдвинута на первый план. (...)

Ткачев П. Н. Соч.: В 2т. Т. 2. М.: Мысль, 1976. С. 7-36.

Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии.
Пожалуйста авторизируйтесь или зарегистрируйтесь.

Powered by AkoComment 2.0!